ЭФРАИМ ТЕЙТ В ПОИСКАХ ЖЕНЫ

расклеиваю по всему портленду листовки в поисках жены
вэнди тейт // бывшая модель, домохозяйка, ныне — на ваш вкус; 43^y.o.
marion cotillard
* * * * *
Джоанна кажется Эфраиму самой прелестной девушкой на свете: тоненькая, большеглазая, с низким голосом и копной темных волос. Она говорит с южным акцентом, зарабатывает на жизнь дешевыми съемками для сомнительных журналов, рассказывает, что ее отец — капитан ну очень дальнего плавания («по дну бутылки», позже подмечает Эфраим) и врет, что в августе ей исполнится двадцать два. Через полгода выясняется, что Джоанну зовут Вэнди, она сбежала в Лондон из небольшой рыбацкой деревушки и летом отмечает лишь семнадцатый день рождения. А еще — носит его ребенка: об этом Джоанна-Вэнди со слезами на глазах рассказывает сама, когда просит у Эфраима денег на аборт.
Она мечтает о блестящей карьере; девяностые уже стоят на пороге, начинается неистовый бум на супермоделей формата Кейт Мосс, и любая продвинутая молодая девчонка готова довести себя до истощения, чтобы вписаться в рамки heroin chic. Вэнди спит и видит себя на подиуме; меньше всего ей нужен ребенок, возня с которым заберет лучшие и наиболее продуктивные ее годы, а с ними, вполне возможно, красоту. Эфраим считает иначе и вместо наличных предлагает ей брак; у него — блестящая военная карьера и неплохие перспективы на будущее, у нее — попросту нет выбора, если вдуматься.
Размышления занимают пять недель. За это время Вэнди успевает связаться не только с родителями, но и со всеми полунищими подружками-приятельницами, стараясь собрать нужную сумму в срок; пьет сомнительные травы по бабкиным рецептам, получает разумный отказ в кредите и разве что не прыгает животом вниз с лестницы, готовая хоть так избавиться от беременности. Результат можно назвать нулевым, потому что именно таким он и является: затянув все мыслимые и немыслимые сроки, Вэнди вынуждена признаться — ей так или иначе предстоит рожать.
Весной девяностого слегка располневшая Вэнди принимает фамилию Тейт и выглядит вполне счастливой; ей удивительно идет платье простого кроя, и на всех фотографиях Вэнди кажется окрыленной. Умиротворенной. Такой, какой должна выглядеть идеальная молодая мать, сошедшая с картинки из каталога IKEA. Вплоть до появления мальчика на свет она убеждает себя, что все в полном порядке; даже переезд в Америку к свекрови кажется интересным приключением, пока Вэнди не узнает, что Эфраим собирается вернуться к военной службе.
Следующие двенадцать лет Вэнди считает своим личным, по праву заслуженным адом. Она ведь не хотела этого ребенка; ненавидела его так сильно, что боялась признаться в этом самой себе — и он каким-то невероятным образом это почувствовал; не мог не почувствовать, иначе чем объяснить ту необъяснимую ненависть, что сын сполна вернул ей в ответ.
Вэнди пытается быть хорошей матерью, но все идет наперекосяк с самого первого дня. У нее ничерта не получается. Сын орет двадцать часов в сутки, прерываясь на беспокойный сон, который прекращается, стоит скрипнуть половицей. Он кричит, когда остается один, и кричит, стоит Вэнди взять его на руки; заливается на прогулках и в доме; впадает в истерику при попытках искупать или накормить, и успокаивается как по команде, стоит на выходные приехать свекрови. Вэнди пытается рассказать, что поведение ребенка выглядит ненормальным, но ее никто не слушает: врачи не видят никаких нарушений в развитии, свекровь убеждена, что ее внук — чудесный, разве что немного капризный мальчик, с которым безрукая неумеха попросту не умеет обращаться.
Может быть, так оно и есть: порой Вэнди ни в чем не уверена. Только в том, что орущее чудовище сведет ее в могилу.

Эфраим приезжает дважды в год; он души не чает в сыне, и Вэнди не решается делиться с ним своими опасениями. В девяносто восьмом она рожает девочку и внезапно понимает, как ведут себя нормальные дети: вторая попытка оказывается откровенно удачнее первой (ни ночных капризов, ни дневных истерик, идеальная крошка годится для съемок в рекламе детского питания). Отношения со старшим переходят к затяжной холодной войне — Вэнди перестает стараться и посвящает себя дочери, — но с годами стычек становится все больше, а параноидальная уверенность в том, что скоро случится что-то ужасное, мешает расслабиться. Вэнди видит в сыне врага. Сын на нее вообще не смотрит.

ЭТО ОН ВО ВСЕМ ВИНОВАТ, кричит Вэнди, когда рыдающую дочь приводят соседи: говорят, пятилетка каким-то чудом перелезла через забор, где ее чуть не разорвал сторожевой пес.
ЭТО ОН, Я ЗНАЮ, пытается объяснить Вэнди, когда ее девочка вдруг оказывается посреди бассейна на заднем дворе: испуганная до смерти, вцепившаяся в надувной круг, с фиолетовыми от переохлаждения губами. Говорит — хотела поплавать, но больше не хочет; Вэнди не может поверить, невидящим взглядом уставившись на сына. Тот усмехается ей в лицо.

Вэнди воет, скрючившись на диване; слов ей уже не хватает. Эфраим в бешенстве измеряет шагами комнату.
Это ведь Вэнди не закрыла шкаф с бытовой химией.
Это из-за Вэнди их дочь сожгла свои красивые синие глаза.
Старший брат всего лишь пытался ей помочь.

Зрение, хоть и не целиком, удается восстановить. Эфраим отправляет сына на учебу в частный университет (подальше от Портленда, от истерящей Вэнди, от проходящей реабилитацию дочери), но делает это, чтобы сохранить брак: в слова жены он не верит.
Никто не верит Вэнди.

* * * * *
Посты в третьем лице, без лишней воды, без "девушка/блондинка/американка" и тонны ошибок. Пример попрошу сразу, не обессудьте. Свои, разумеется, предоставлю.
Имя можно сменить. Внешность — вряд ли, хотя я не исключаю и такой возможности, если найдем подходящий обоим вариант.
Я не хочу однозначно трактовать основную проблему взаимоотношений в семье: т.е. Вэнди может быть права в своих подозрениях насчет сына. А может, и нет.
Если вы узнали книгу, которой я вдохновлялся — так даже лучше и проще.)